Как будто откуда-то издалека, из глубин самого тёмного колодца пишу эту запись. Здесь темно и сыро, и совсем безнадежно, и много разных слов сочинялось, но ничего не было записано. Странная разновидность депрессии — не та, в которой нет сил жить, но есть во что верить, а другая — та, в которой есть силы что-то делать, но потеряно самое главное, ради чего и стоит жить. Можно назвать это — вера. Пожалуй, самое единственное, чем я если и силён.

Но я должен написать всё-таки об одной вещи, лучше о ней, чем обо всех этих выдуманных страданиях, которые, знаю умом и опытом, рассыпятся однажды — должен, должен же придти день, когда эта самая чёрная из виданных мною полос, наконец, закончится. Так всё устроено — она должна закончиться. Я не верю в то, что будет хорошо когда-то, но знаю, что таков закон: ночь сменяется днём.

Есть два пути, и если первый путь очевиден во всех тысячах своих преломлений, то суть второго начинает становиться понятной далеко не сразу. И это при том, что второй путь не сокрыт где-то там, и представляет из себя вещь хотя и трудновыполнимую — но никак не труднонаходимую. И между тем столько тратится усилий, чтобы её найти. Это потому, что эта вещь, второй путь — она именно отличается от всех остальных вещей мира, и необъяснима при помощи этих остальных вещей.

Бывало ли у тебя, читатель, лёгкое ощущение о том, как всё обстоит на самом деле? Знакомо ли тебе едва уловимое прикосновение правды? Настоящей правды относительно чего-либо: события, мысли, намерения? Оно не похоже ни на то, что видят глаза, ни на работу логики, ни на пыл и движения эмоций. Это просто ощущение, даже не тихий голос, как его принято называть, а просто очень-очень лёгкое, почти незаметное чувство. Его легко перекрикнуть, и оно совсем не прилагает усилий, чтобы заставить себя слушать — но всё же его и нельзя заглушить: оно всё равно есть.

Его во все времена пытаются объяснить, вернее — показать, те, кто понял; но пока не увидишь сам — ты не поймёшь, о чём всё. Но когда, наконец, видишь — говоришь: а, так вот о чём шла речь! Неужели именно об этом! Почему же об этом нельзя было просто сказать? Но нельзя сказать, видимо, вот по какой причине; приведу пример, который кажется показательным. Я вспомнил, что есть такое специфическое ощущение, как «першит в горле». Так вот, как ребёнок может объяснить, что у него першит? И как ребёнку понять, что слово «першит» означает именно это ощущение? Ведь когда першит в горле, это не похоже ни на боль, ни на сухость, ни на тошноту. И пальцем тут не покажешь, не сравнишь. Просто однажды понимаешь, что под этим словом подразумевают именно это… Першит.

Так же и со вторым путём. Если тебе знакомо то, о чём я говорю — ты научаешься это видеть, чувствовать, отличать — это и есть тот самый Голос Бога, Глас Тишины.

И следующим приходит выбор. Потому что Голос Тишины нельзя доказать, нельзя объяснить мерками других вещей. Он ни с чем не сравним. Есть очевидность вещей и порядок мыслей, действия других людей, чувства и эмоции, заведённый уклад жизни — и в укладе этом есть место всему, кроме этой вещи. Зачем, зачем слушать этот Голос и действовать так?

Тот, кто слушается этой вещи, тот идёт в разлад с логикой, с чувствами, с положением вещей в мире. Тот, кто слушает это ощущение, тот идёт против очевидной правды, и в какой-то мере — против самого себя. Но не против того самого Ощущения. Ничем в этом мире он не докажет, что прав, и ничто не убедит. Я думаю, я всё думаю на этим, и прихожу к выводу, что никак нельзя убедить, равно как и убедиться в существовании Бога и Великих Просветлённых, в реальности Всемирного Братства, в существовании магии, иных миров, левитации, НЛО, телекинеза, чтения мыслей, всемирного добра и вселенского зла, и огромного мира, называемого психологами миром пустых фантазий серого вещества; и нельзя так же убедиться и проверить, что идти вслед за Тихим Гласом — правильнее и лучше. Я начинаю понимать, что нет никакой разницы, слушать ли голос обыденных вещей или же тот, другой. Но что-то должно быть в авторитете и в приоритете — это и рождает выбор.

Может быть, это ощущение — лишь продукт черезмерного ума, то что называется интуицией — и не более, рационально и объяснимо с медицинской точки зрения, особенно в те моменты, когда переростает по всем признакам в острую шизофрению. А может быть — весь мир нереален и лишь тот один голос — вечен, это ощущение — как спасительная струна, идущая сквозь майю воплощений, и держащийся её не знает смерти… Ни то ни другое — не доказуемо, и я не знаю, вправду не знаю, что влияет на этот выбор.

Просто можно метаться в бесконечных попытках доказать этот голос, проверить его и испытать в действии; можно игнорировать это ощущение, пойти к психиатру и пытаться жить очевидностью… А можно просто сделать выбор, окончательный — и этим закончить бесконечные терзания.

Делаю выбор… Не потому, что уверен в правдивости этого особого Ощущения, а потому, что понимаю, что нельзя жить там и там одновременно, потому что нужен выбор. Выбор есть — и выбора нет, он уже давно сделан, остаётся осознать его, так ли сказала Пифия? Осознать — и написать запись вроде этой.

Я знаю, знаю какие будут последствия… Но похоже на то, что я перестаю бояться многих вещей, которые казались страшными. Может быть, потому что увидел, что такое Настоящий Страх. Я напишу об этом, потом напишу, а пока…

Я не верю этому тихому ощущению, не научился ещё верить Гласу Тишины — мне только предстоит научиться в него верить. Но зато я научился точно одному: я больше не верю, не верю, не верю очевидности этого мира.

…Где-то здесь наверняка и должен начинаться этот самый другой путь.