"Этот камешек в башмаке причиняет ему страшные мучения. На каждом шагу он гримасничает. Тем не менее острым этот камешек никак не назовёшь. Но для него – это путь на Голгофу. Пожалуй, камешек даже округлый. И всё равно он едва может наступить на ногу, настолько остра боль. На самом деле, тут есть чему удивиться, поскольку этот округлый камешек почти сплошь покрыт нежной травой и мхом, упругим асфальтом и рыхлой землёй, мягким снегом, мелким песком или клейкими водорослями. Он определённо не хочет больше двигаться, по всюду одни и те же страдания, от шага к шагу, куда бы он ни шёл, ай! Нет сил терпеть. Если б он, по крайней мере, мог извлечь камешек из обуви. У себя дома, растянувшись на кровати, он с лёгкостью от него избавляется, но, стоит только пуститься в путь, как камешек вновь проникает в обувку, в оба башмака сразу, и вновь начинается пытка".
© Эрик Шевийяр

«Тот, кто страдает, охотно променял бы свою чудовищную боль на любую другую. В больнице ему (с пролемленным черепом) и его соседу по койке (наступил на мину) удалось договориться, они сменяют друг друга, и их беспрестанно перемещающуюся из головы в ноги, потом из ног в голову боль легче переносить. Иногда один из них принимает на себя все муки – и головы, и ног, – а другой пользуется этим, чтобы встать и уладить свои дела. Но мучения того, кто жертвует собой, быстро становятся непереносимыми – он за то, чтобы вернуться к исходному раскладу».©

Счастье мужчины называется: я хочу.
Счастье женщины называется: он хочет.


«Отчего крадёшься ты так робко в сумерках, о Заратустра? И что прячешь ты бережно под своим плащом? Не сокровище ли, подаренное тебе? Или новорожденное дитя твоё? Или теперь ты сам идёшь по пути воров, ты, друг злых? —
— Поистине, брат мой! — отвечал Заратустра. — Это — сокровище, подаренное мне: это маленькая истина, что несу я. Но она беспокойна, как малое дитя; и если бы я не зажимал ей рта, она кричала бы во всё горло.

Когда сегодня я шёл один своею дорогой, в час, когда солнце садится, мне повстречалась старушка и так говорила к душе моей: "О многом уже говорил Заратустра даже нам, женщинам, но никогда не говорил он нам о женщине".
И я возразил ей: "О женщине надо говорить только мужчинам".
"И мне также ты можешь говорить о женщине,— сказала она,— я достаточно стара, чтобы тотчас всё позабыть".

И я внял просьбе старушки и так говорил ей:
Всё в женщине — загадка, и всё в женщине имеет одну разгадку: она называется беременностью. Мужчина для женщины средство; целью бывает всегда ребёнок. Но что же женщина для мужчины? Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасности и игры. Поэтому хочет он женщины как самой опасной игрушки. Мужчина должен быть воспитан для войны, а женщина — для отдохновения воина; всё остальное — глупость.
Слишком сладких плодов не любит воин. Поэтому любит он женщину; в самой сладкой женщине есть ещё горькое. Лучше мужчины понимает женщина детей, но мужчина больше ребёнок, чем женщина. В настоящем мужчине сокрыто дитя, которое хочет играть. Ну-ка, женщины, найдите дитя в мужчине!

Пусть женщина будет игрушкой, чистой и лучистой, как алмаз, сияющей добродетелями ещё не существующего мира. Пусть луч звезды сияет в вашей любви! Пусть вашей надеждой будет: "о, если бы мне родить сверхчеловека!". Пусть в вашей любви будет храбрость! Своею любовью должны вы наступать на того, кто внушает вам страх. Пусть в вашей любви будет ваша честь! Вообще женщина мало понимает в чести. Но пусть будет ваша честь в том, чтобы всегда больше любить, чем быть любимой, и никогда не быть второй.

Пусть мужчина боится женщины, когда она любит: ибо она приносит любую жертву и всякая другая вещь не имеет для неё цены. Пусть мужчина боится женщины, когда она ненавидит: ибо мужчина в глубине души только зол, а женщина ещё дурна. Кого ненавидит женщина больше всего? — Так говорило железо магниту: "я ненавижу тебя больше всего, потому что ты притягиваешь, но недостаточно силён, чтобы перетянуть к себе".

Счастье мужчины называется: я хочу. Счастье женщины называется: он хочет.

"Смотри, теперь только стал мир совершенен!" — так думает каждая женщина, когда она повинуется от всей любви. И повиноваться должна женщина, и найти глубину к своей поверхности. Поверхность — душа женщины, подвижная, бурливая плёнка на мелкой воде. Но душа мужчины глубока, её бурный поток шумит в подземных пещерах; женщина чует его силу, но не понимает её. —

Тогда возразила мне старушка: "Много любезного сказал Заратустра, и особенно для тех, кто достаточно молод для этого. Странно, Заратустра знает мало женщин, и, однако, он прав относительно их. Не потому ли это происходит, что у женщины нет ничего невозможного? А теперь в благодарность прими маленькую истину! Я достаточно стара для неё! Заверни её хорошенько и зажми ей рот: иначе она будет кричать во всё горло, эта маленькая истина".
"Дай мне, женщина, твою маленькую истину! " — сказал я. И так говорила старушка:
"Ты идёшь к женщинам? Не забудь плётку" —
Так говорил Заратустра».
© Фридрих Ницше

Жак Деррида:
«В литературе язык философии, конечно же, присутствует, но в особой, отчуждённой форме, как взгляд со стороны. Отчуждение даёт свободу манёвра при пересмотре традиционных понятий. Именно увлечение литературой и детальное изучение литературных произведений помогло мне подойти к проблеме письма как одного из основополагающих факторов метафизики деконструкции. Когда я говорю о литературе, то речь идёт не о Литературе с большой буквы. Я имею в виду определённые литературные движения, близкие нашим логическим исследованиям, литературные тексты, которые выявляют подвижность языковых границ, демонстрируя возможность их разделения и спорность. В этом смысле особенно показательны произведения Бланшо, Батая или Беккета».
© Из интервью с Деррида
Париж, 1981 г.

- Алло, алло, бля.
- По ходу пробивоны.
- Нездоровая канитель.
- Батарейки отсоедините.
- Ха-ха…
- Чё ты жути нагоняешь?
© Из кинофильма "Бумер"


Жуть. Информация к размышлению.
Мартин Хайдеггер:
«Что ужас как основорасположение размыкает названым образом, тому опять непредвзятейшим свидетельством повседневное толкование присутствия и речь. Расположение показывает "как оно" человеку. В "ужасе" ему "жутко". Здесь выражается ближайшим образом своеобычная неопределённость того, при чём присутствие находит себя в ужасе: ничего и нигде. Жуть тут подразумевает однако вместе с тем бытие-не-по-себе. При первом феноменальном показе основоустройства присутствия и прояснении экзистенциального смысла бытия-в, отличающегося от категориального значения "внутриположности" бытие-в определялось как обитание при…, освоенность с… Эта черта бытия-в была потом конкретнее продемонстрирована через повседневную публичность людей, вносящих успокоенную самоуверенность, некую само собой разумеющуюся "освоенность" в среднюю повседневность присутствия. Ужас напротив извлекает присутствие назад из его падающего растворения в "мире"».
© Из книги "Бытие и время"

«Вы, несомненно, иногда его видели, присутствовали при неловких попытках этого малого, наблюдали, как он тяжело рушится на пятую точку или валится вперёд, но снова поднимается, с ободранными коленями, пошатываясь, принимается за своё и мало-помалу восстанавливает старые рефлексы. Он вновь ходит. Вы также слышали как он произносит неведомые слова. Изобретает слоги. Пробует разные их комбинации. Идёт на риск. Поначалу, конечно же, он редко попадает на точное слово. Его куда лучше понимают, когда он к тому же показывает на предмет пальцем. Потом всё постепенно восстанавливается. Он вновь говорит. Но нужно видеть как он ест: чтобы удержать ложку, ему приходится сжать руку в кулак, он колотит ею по тарелке, как по барабану». ©

Если бы я родился буддистом, я бы им и остался;
родившись же христианином, я перестал им быть уже в ранней юности,
когда – не в пример мне нынешнему – я выразился бы гораздо хлестче,
чем Гёте, если бы я знал в то время о его богохульном высказывании,
которое проскальзывает как раз в год его смерти в одном из писем к Цельтеру:
«Крест – самый уродливый образ из всех, когда-либо существовавших на земле».
© Эмиль Чоран
"Разломы"

Стоит мне наткнуться на какое-нибудь буддийское изречение,
и каждый раз во мне пробуждается желание вернуться к этой мудрости,
которую я в течение довольно длительного времени пытался усвоить
и от которой я по непонятной причине несколько отдалился.
Именно она заключает в себе не столько истину, сколько нечто лучшее.
И именно благодаря ей достигаешь того состояния,
в котором очищаешься от всего, в первую очередь от иллюзий.
Не иметь больше никаких иллюзий, не рискуя при этом, однако, испытать крах;
погрузиться в разочарование, избежав при этом ощущения горечи;
с каждым днём шаг за шагом освобождаться от слепоты,
в которой влачат своё существование все эти полчища живущих.
© Эмиль Чоран
"Обострения"

"Sarvam anityam" Всё преходяще (Будда)
Фраза, которую следовало бы повторять про себя ежечасно,
рискуя – восхитительно рискуя – от этого околеть.
© Эмиль Чоран
"На краю Бытия"

Кто-то всегда находится над нами.
… даже над Богом возвышается Небытие.

Любая весть изначально благая.
Просто ты к ней ещё не привык.
Если не нравится, как я излагаю,
Купи себе у Бога копирайт на русский язык.
© Б.Г. "Феечка"

Мишель Фуко: Сначала я читал Гегеля, потом Маркса. Но всё моё становление как философа было обусловлено моим прочтением Хайдеггера. Вероятно, если бы я не прочёл Хайдеггера, я не читал бы и Ницше. Ницше сам по себе ничего мне не говорил. Тогда как Ницше вместе с Хайдеггером произвели настоящий философский шок! Но я никогда ничего не писал о Хайдеггере, а о Ницше написал совсем небольшую статью; однако же двух этих авторов я читал больше всего. По-моему очень важно читать небольшое количество авторов, вместе с которыми ты думаешь, над которыми ты работаешь, но о которых не пишешь. Возможно, когда-нибудь я о них напишу, но тогда они перестанут быть для меня орудиями мысли.
© Источник: Интеллектуалы и власть. Избранные политические выступления и интервью. Часть 3.

Жак Деррида: Формирование моих философских воззрений шло под сильным влиянием Гегеля, Гуссерля и Хайдеггера. Воздействие Хайдеггера, особенно в том, что касается преодоления греческой метафизики, было наиболее длительным. У Гуссерля, чьё творчество я изучал детально и скрупулёзно, я научился осторожности и сдержанности в вопросах методологии, точности в постановке вопросов и их разрешении. Однако мне всегда был чужд пафос Гуссерля и его феноменологической теории существования. С Хайдеггером меня связывали более таинственные, экстенсивные узы. Интерес к его творчеству был не столько методологическим, сколько экзистенциальным. Круг тем, затронутых этим философом, всегда казался мне чрезвычайно важным. Это касается в первую очередь его идеи "онтологического различения", его прочтения Платона и его теории взаимодействия языка и Бытия. Мне кажется, в Хайдеггере живо ностальгическое стремление восстановить подлинный, первоначальный смысл Бытия. Представители разных поколений читают и перечитывают произведения Хайдеггера именно потому, что усматривают в них перспективу, возможность развития исследуемых философом явлений. Мы идём с Хайдеггером по одной дороге – "дороге познания", но средства выражения у нас разные. У нас различное понимание сущности и роли языка. С этой точки зрения, моя глубинная близость Хайдеггеру одновременно являет собой и "неблизость".
© Источник: Диалоги о Европе. Раздел III – Философия.

Понравилась статья. Душевный текст.
Зацепила формулировочка "Музыка есть структурированное безмолвие".

«Ты переходишь дорогу, едешь в метро, ты покупаешь газету и закуриваешь на ходу.
Ты идешь по городу в наушниках. У тебя с собой твоя музыка. Это - твой саундтрек к окружающим тебя домам, случайным прохожим, машинам, голубям, отражениям в лужах, сугробам, мостам, облакам… Мы идем навстречу друг другу. У тебя - своя музыка, у меня - своя. Мы знаем, что все прохожие видят это утро по-разному, нас этому научили давно. Но мы с тобой - два человека в наушниках - знаем, что мы слышим это утро по-разному. У меня поет Файруз, и скрипящий под ногами снег мне кажется песком, а водонапорная башня - египетской древностью.

Наши музыкальные коллекции - отражение, сколок с нас самих. Музыка, которую мы выбираем в качестве саундтрека к жизни, может рассказать о нас больше, чем анкета. Отбор и составление коллекций - творчество. Если ты хочешь понять человека, имеет смысл послушать, что играет у него в mp3-плеере. Через музыку, которая нравится другому, можно понять его более глубоко, чем через изучение его книжной полки или выписок из стоящих на ней книг. Если виртуальная личность состоит из знаков и соотносимых с ними значений, то музыкальная личность состоит из звуков и пробуждаемых ими чувств.
Музыка есть структурированное безмолвие.
Или иначе - форма космологизации хаоса. Каждая музыкальная личность - приватная стратегия путешествия между хаосом и структурой. Музыка теплокровна, она не живет без воздуха. Зрение скользит по поверхности, мы не видим, что отражается на нашей сетчатке. Музыка проникает внутрь, она тактильна, сродни случайному прикосновению пальцев или щекотке чужого дыхания на щеке…

А что играет у тебя? И каким ты слышишь это утро?»

© Роман Лейбов, Евгений Горный
"Current music"

Шизофрения мозга и психоделика души: метафизически тёплое