Вот теперь красота! %)))

Конкретно Томасу случилось родиться в сельском захолустье, из которого до ближайшего крупного города добраться не так и сложно, но почему-то мало кто пробует, в очень католической семье - и при этом, увы, с хорошими мозгами. Начиналось всё вполне мило: воспитанный умненький мальчик радовал учителей и родителей, отлично ладил со старшей сестрой, помогал маме заботиться о младших, которых было ещё три штуки, и даже дядя Джон не раз говорил, что со временем из пацана может получиться отличный священник, не хуже него самого.
Белый полярный лис пришёл неслышно. Когда Томасу исполнилось 15, он как-то внезапно для себя заметил, что старшая сестра его Мария почему-то не разделяет всеобщей радости от визитов гордости и любимца семьи, дяди Джона, хотя сам дядюшка явно выделяет её среди прочих детей. На распросы девушка реагировала с какой-то вялой нервозностью, и Томас, не получив от неё сколько-нибудь внятного ответа, поделился сомнениями с матерью - и та взялась за расследование с огромным энтузиазмом, о чём потом не раз жалела. Мария призналась, что дядя уже с полгода уговаривал её стать его любовницей, причём по некоторым его оговоркам выходило, что с другими девушками, в том числе её подругами и одноклассницами, он этот номер проворачивал уже неоднократно. Грянул скандал, и хуже всего было то, что решить вопрос исключительно в кругу семьи не получилось: с Марией случилась жуткая истерика во время воскресной службы, в присутствии большей части односельчан, так что почтенная публика узнала много такого, о чём не собиралась даже догадываться.
Следующие несколько месяцев были крайне насыщенными. Мария и несколько её подруг тихо уехали. В целом мнение общины свелось к тому, что современная молодёжь вконец распустилась, Флиннам очень сочувствовали, хотя некоторое время и сторонились слегка - просто на всякий случай. Потом разговоры постепенно смолкли, и жизнь снова вернулась в привычную колею.
…Спустя два месяца после отъезда Марии Томас обнаружил себя поздно вечером сидящим в сарае на ферме Стюартов (что было довольно нетипично, в это время ему уже полагалось быть дома) в компании Дариена Франклина, своего формально одноклассника, гордо носящего титул самого худшего из всех местных отморозков. Более неподходящую компанию для хорошего мальчика из хорошей семьи представить было невозможно: Дариен был одним из крайне немногочисленных местных “цветных”, родителей своих не знал, растила его бабка, и о нём говорили, что он пьёт и курит всё, что горит, и спит со всем, что шевелится. Томасу, впрочем, на его репутацию было сейчас плевать - в том числе потому, что сам он сейчас очень условно был похож на что бы то ни было, способное шевелиться.
Томас говорил. Дариен слушал. Кажется, при разговоре присутствовала некая булькающая ёмкость, и, возможно, не одна - но в этом юный Флинн не был уверен. После не то пятого, не то шестого повторения “Они же все всё знают - я не понимаю, почему?” Дариен посмотрел на него печально и тяжело, а потом человеческим голосом проговорил: “Чувак. Вали из этой дырени. Вали быстро”. О дальнейшем Томас помнил только, как пришёл домой, слегка пошатываясь, упал на кровать и проспал до следующего вечера полено поленом. Уехал он через неделю, напутствуемый оглушительным молчанием полностью дезориентированного семейства.
Как именно его занесло в Аркхем, он никогда особенно на задумывался - в конце концов, и везение порой принимает странные формы. И не особенно удивился, когда однажды, заглянув вечером в неприметный бар “для своих”, нос к носу столкнулся там с Дариеном.

В качестве иллюстрации - одна из пока неопознанных, у которой сохранился родной наряд и даже родная ленточка (а под ленточкой - родная резинка, чтоб ей... спасибо, что выбрать её из волос удалось без потерь и особых усилий).

Что интересно - если присмотреться, видно, что на груди у неё платье выгорело больше, чем по подолу, т.е. на коленях, вероятнее всего, что-то лежало. Судя по всему, кукла принадлежала взрослому, сидела на полочке, вряд ли с ней когда-либо играли. По происхождению, скорее всего, Европа.
Остальных потом покажу, когда с шитьём закончу.